— Где ты шатался!? — сквозь падающий из коридора свет Дэвид разглядел сидящую на нем Элиз, — в каком прокуренном портовом кабаке тебя научили таким манерам: бросать женщину сразу после секса, оставив лишь какие-то каракули, которые толком ничего не объясняют!

— Ты предпочла бы, чтобы я сбежал до того, как заняться с тобой любовью? — улыбнулся репортер.

Он притянул к себе девушку и захлопнул ногой дверь.

— Я волновалась, — совершенно другим тоном, в котором не было ни намека на агрессию, произнесла Элиз и всем телом прижалась к Дэвиду.

Когда с любовными ласками было покончено, молодой человек оделся и вышел из номера. В парке на набережной было безлюдно. От реки поднимался туман. Его клубы медленно пожирали тускло горящие фонари, мощеные дорожки, разбросанные тут и там в кажущемся беспорядке пальмы.

Утренняя прохлада бодрила. Элиз уснула в его кровати, а ему было не до сна. Столько всего произошло за последние сутки. Надо было как-то структурировать информацию, попытаться выделить главное, отбросить второстепенное и решить, в каком направлении двигаться дальше.

Совершенно очевидно, что ключевой фигурой во всем происходящем, был седой незнакомец из машины. Но кто он, и главное — где его искать? Теперь Дэвид был почти уверен, что видел этого человека раньше. Он помнил это лицо.

Стена тумана вскипела и из нее, разбрасывая в стороны белые клочья, выбежал невысокий, коренастый брюнет в майке, шортах чуть выше колен и спортивных ботинках. Месье Шарль Левандо — корреспондент французского телеканала «TV–V» был известной персоной в пестром журналистском пуле, перемещавшемся из одной горячей точки мира в другую. Во-первых, он всегда бегал. Дважды в день. В любом месте, куда бы его не забрасывала журналистская судьба. Во-вторых, он был патологически, до безрассудства бесстрашен. Едва Левандо появился здесь, в Багдаде, вместе со своей группой, как коллеги поведали Дэвиду целую серию историй о нем.

Рассказывали, например, как во время командировки на российский Северный Кавказ его группа забралась высоко в горы на одну из пограничных застав. Закончить работу вовремя не успели, колонна бронетехники, с которой они прибыли, отправилась в долину без них. Группе предстояло заночевать вместе с пограничниками. Их расположение почти круглосуточно обстреливал снайпер, и уничтожить его все никак не могли.

Левандо произвел переполох, когда выбежал за пределы части и на глазах у изумленных солдат устроил пробежку вдоль минного поля. Прятавшийся где-то в лесу боевик успел сделать два выстрела. Но оба раза промахнулся. Юркий француз не пострадал.

Начальник заставы — капитан, изрядно потрепанный тяготами войны и неумеренным потреблением спиртосодержащих жидкостей, орал так, что сотрясался тент его командирской палатки и звенели стволы артиллерийских орудий.

На следующее утро ситуация повторилась. Едва стало светать, репортер прошмыгнул мимо сонного постового и убежал. Капитан хотел было объявить тревогу, но тяпнув рюмку, решил поступить иначе. Оператор француза наизусть запомнил произнесенную им почти стихотворную абракадабру — «Nazhivtsa-tak-nazhivtsa».

До леса Левандо пробежал без происшествий. Снайпер выстрелил, когда сделавший круг корреспондент вновь показался на опушке. Застава к тому моменту была уже наготове. По месту, где заметили вспышку, ударили из всех орудий, что были в распоряжении пограничников. Бегун, разинув от восторга рот, наблюдал за тем, как стволы деревьев крошатся в мелкие щепки. В считанные секунды пограничники проделали в чаще новую просеку. За тем, что осталось от снайпера ночью сходила группа разведчиков…

— Salut! — Шарль издалека помахал Дэвиду рукой и затрусил в сторону развернутой неподалеку ПТС-ки телеканала «TV–V».

Задние двери фургона были распахнуты, а тарелка на крыше, как и положено, направлена на юг. Рядом возились коллеги Левандо — его техник и оператор. Эта передвижная телевизионная станция прибыла в Багдад своим ходом с первыми союзническими танками. Она позволяла почти мгновенно передать отснятый материал через спутник в любую точку мира или выйти с последними новостями в прямой эфир.

Дэвид подошел к фургону. Внутри находилась аппаратура для монтажа — маленький телецентр на колесах. Оператор Шарля собирал отснятый материал. Его пальцы быстро скользили по кнопкам и вращали шаттл. На записанные заранее слова корреспондента накладывались видеокадры.

— Слышали о взрыве на рынке позавчера? — спросил Левандо у Дэвида.

— Это где погибли 20 человек? — отозвался Дэвид.

— Двадцать два. Американская бомба. Якобы промахнулись. Мы копнули эту историю. Целью был бункер одной из саддамовских спецслужб, который находится через дорогу. Так вот — он целехонький до сих пор.

— Может, опять напутали с картами, — предположил Дэвид, — как тогда в Белграде с китайским посольством [54] .

— А вот и ничего подобного! Мои источники утверждают, что иракцы намеренно ставили радио-помехи. Может получиться un reportage très intéressant — очень интересный репортаж!

Левандо скорчил довольную гримасу.

Долгое пребывание в горячих точках делает журналистов циниками, — подумал Дэвид и мельком взглянул на мониторы. На левом изображение ускоренно двигалось: архивная съемка еще довоенного Багдада, по улице мимо шлагбаума проезжают белые внедорожники, на бортах крупные буквы «UN». На репортера снизошло озарение. Он вспомнил, где видел раньше седого европейца!

По-приятельски хлопнув Шарля по плечу, юноша бросился к стоянке такси.

В здание багдадского телецентра по журналистскому удостоверению его пустили незамедлительно. Из его аппаратных транслировали теле-сигнал для местных телезрителей. Кроме того при прежних властях отсюда в другие страны перегонялись все материалы зарубежных телекомпаний.

От бомбардировок комплекс почти не пострадал. Несколько выбитых стекол — не в счет. Точечным ударом была уничтожена лишь телевизионная вышка по соседству. После этого эфирное вещание саддамовского ТВ прекратилось.

Дэвиду был нужен архивный отдел на четвертом этаже. На уходящих за горизонт полках в пластиковых коробках здесь хранились все материалы, которые когда-либо снимали местные корреспонденты. Отдельное помещение было отведено под записи, которые иностранные репортеры передавали в свои страны. Никакой предварительной цензуре эти репортажи не подвергались, так как авторитарный режим всячески старался задобрить зарубежную прессу, но все они так или иначе просматривались местными спецслужбами.

В это сложно было поверить, но буквально за сутки Ирак превратился из одной из самых закрытых в информационном плане стран в одну из самых свободных. За пару фунтов теперь можно было получить доступ к чему угодно. Пожилой работник видеотеки порылся у себя в компьютере, распечатал длинное полотно с тайм-кодами и исчез в чреве хранилища. Вернулся он с горой коробок.

Дэвиду повезло. Нужные ему кадры нашлись при просмотре пятой по счету кассеты: в выезжающем из багдадской штаб-квартиры ООН внедорожнике сидел седой европеец. Его квадратный подбородок был чисто выбрит, но не было никаких сомнений, что это именно тот человек, которого репортер видел в машине возле музея. Журналист промотал запись чуть дальше: вот он в окружении своих коллег идет по какому-то производственному цеху — стройный, высокий, широкоплечий. Незнакомец снял очки: светло-голубые, как у лайки, почти прозрачные глаза, маленькие черные зрачки. Скандинав, может быть немец. Потомок викингов — сильный, коварный и должно быть неглупый.

Дэвид распечатал фотографию. Еще через минуту ее копия с написанной от руки просьбой найти все, что есть в открытых источниках об этом человеке, медленно выползала из факсимильного аппарата на шестом этаже редакции — здания из стекла и бетона в одном из районов Лондона.

История тянула на сенсацию. Один из международных наблюдателей, работавших в стране перед началом войны под эгидой ООН, использовал служебное положение в личных, преступных целях. Ведь кто такие были ооновские наблюдатели? Это несколько десятков, а в отдельные годы — и сотен человек, которые совершали инспекционные поездки, пользуясь неограниченными полномочиями. Мандат давал им право совать свой нос, куда угодно. Достаточно было лишь за пару часов уведомить власти о том, в каком направлении они едут. Никто не мог им помешать. Миссия искала оружие массового поражения. Иракский режим утверждал, что его у него нет. Обратное доказано не было, но война началась именно под предлогом уничтожения этих, так пока и не найденных арсеналов.