— Доказательств твоей вины у меня предостаточно. По приказу этого эллина, ты, Эгиби, пытался купить осужденного махаута. Тогда тебе, прикрываясь влиянием сатрапа, удалось уйти от наказания. К тому же у меня не было достаточных улик. Теперь же они есть.

— Я не буду с тобой обсуждать дела моих клиентов. Это против моих правил.

— Не советую тебе дерзить мне, банкир. Это Макута. Уверен, ты слышал о нем. Так вот, все эти страшные слухи о его невиданной жестокости — чепуха. Правда, она гораздо кошмарнее. Он всю ночь гонялся за твоими друзьями-греками, которые благодаря твоим же деньгам, едва не сорвали все мои планы. Поверь мне, Макута пришел в бешенство, когда узнал, что ему не позволят немедленно расправиться с арестованными. Он жаждет выместить всю накопившуюся в нем злобу на тебе.

— Поздно, всадник, — губы Эгиби растянулись в улыбке, — мое тело уже ничего не чувствует. Ты опоздал.

Ферзан выхватил у Макуты копье, вонзил его в запястье банкиру и провернул, чтобы расширить рану. Лежащий продолжал улыбаться.

— В моем народе принято говорить — «когда не остается выбора — становись храбрым», — произнес он, — я знаю зачем тебе деньги. Ты обещал оплату погонщикам слонов и обещания не сдержал. Теперь ты банкрот.

— Того богатства, что я возьму в твоем доме, хватит сполна.

Тут в сад выбежал один из воинов и разочарованно развел руками.

— Здесь ничего нет, — Эгиби продолжал улыбаться, — можете не ломать двери в хранилища. Они пусты: немного наличных денег, достаточных для прокорма слуг, и все. Сам дом тебе не принадлежит, и ни один правитель не признает тебя его собственником.

Эгиби говорил все тише. Онемение и холод добрались до живота и шеи. Ферзан бросился к банкиру и стал исступленно бить его по лицу. Он схватил его за волосы и в ярости стал рвать их.

«Хорошо, что Фансани нет рядом, — подумал, уже теряя сознание, Эгиби, — без меня он не пропадет, тем более теперь, когда стал свободным человеком».

— Не смей подыхать раньше времени, жирная свинья, — кричал прямо в лицо умирающему царедворец.

Макута тем временем взял сосуд, в котором был яд, понюхал горлышко, аккуратно лизнул его и разочарованно вздохнул.

— Цикута, — произнес он, — старик сбежал от нас.

Ферзан вскочил, вырвал копье из руки банкира и вонзил ему в живот. Сжав в бешенстве зубы, он проткнул насквозь не только лежащего, но и его ложе. Острие ушло в землю. Банкир отвел взгляд от искаженного лица командира бессмертных и посмотрел на пустые клетки. К одному из прутьев прилип клочок черного пуха. Порывом ветра его сорвало и унесло прочь, но на прутке черный след остался. Эгиби закрыл глаза.

Глава L. Варвары в клетке и на свободе

Размеренное поскрипывание дубовых колес усыпляло. Телега с клетью, приводимая в движение четверкой запряженных попарно быков, сотрясалась на ухабах, повторяя все неровности уходящей в гору дороги. Элай сидел, прислонившись к прутьям. После суетной и бессонной, а главное завершившейся катастрофическим провалом ночи Элай пребывал в крайне подавленном состоянии. Прежде, чем бросить в клетку, их избили. Не до полусмерти, Ферзан твердо приказал не убивать их, но прилично.

Из всех товарищей с Элаем оставили одного Леона. Где Фаон, Мекон и Атрей, он не знал. Рыжий грек спал, лежа на спине.

Первое время не привыкший к бездействию мозг эллина лихорадочно искал путь к спасению. Последовательно были отвергнуты сразу несколько идей: раскачать телегу и опрокинуть ее, разломав деревянную конструкцию на части; добыть каким-либо образом огонь и прожечь себе дорогу наружу; стащить кинжал у возницы и перерубить прутья. Любой из этих замыслов разбивался об один непреложный факт, отменить который он не мог: за ними неустанно наблюдали шесть пеших и столько же конных солдат.

Марширующие войска занимали всю проезжую часть, не оставляя встречному транспорту и пешеходам ни малейшей возможности продвинуться вперед, пока эта длиннющая, скрывающаяся за горизонтом змея не проползет мимо. Состоящая из сотен лошадей, мулов, верблюдов, сопровождаемая стадами овец и коров, обозом гражданских лиц — торговцев, кузнецов, портных, цирюльников, проституток — она ржала, мычала, блеяла, гоготала и переругивалась на доброй половине языков и наречий империи.

Дорога шла через пальмовую рощу. Раздался топот копыт, и с телегой поравнялся Ферзан. Его вороной конь раздраженно фыркал и втягивал ноздрями воздух. Он чувствовал запах слонов. Когда они только выезжали из города, Элай видел этих животных далеко впереди, в голове колонны.

Царского посланника сопровождала многочисленная свита.

— Надеюсь тебе удобно, аптекарь? — выкрикнул командир бессмертных. — Впрочем, у вас греков стремление к комфорту считается неприличным. Так что никаких жалоб, верно?

Было видно, что Ферзан пребывает не в самом лучшем расположении духа. Элай отстраненно посмотрел в сторону своего заклятого врага, но не ему в глаза и не на всадника вообще, а как бы сквозь него, на всех разом. Снизу, со стороны Вавилона ветер донес возбужденные возгласы. Несколько сотен человек, вооруженных топорами и вилами, шли к Мисру. Процессия остановилась. Все, включая возницу, смотрели в ту сторону. Проснулся даже Леон, разбуженный тем, что телега перестала трястись.

— Идут громить египтян, — прокомментировал Макута, — утром уже разорили их храм. Тот, что чуть дальше на холме. Говорят, там сектанты держали своих пленников. Толпа сожгла здание.

— Прикажите остановить толпу? — спросил Ферзана один из сопровождавших. — Их же всех вырежут. Чтобы рассеять дебоширов, хватит и десятка всадников. Мигом обернемся.

— Не сметь, — отозвался царский посланник, — пусть местные сами разбираются. У них и стража, и гарнизон.

— Они поспеют в лучшем случае к разбору головешек, — возразил подчиненный.

— Всем продолжать движение, — приказал Ферзан.

Вход в квартал Мисра был перекрыт баррикадой из бревен, старых, прохудившихся лодок, прилаженных к ним заостренных жердей и наваленных поверх всей этой конструкции строительных тележек. Как только погромщики приблизились к заграждению, в них полетели камни. Три человека тут же упали и были затоптаны. Волна, не останавливаясь, нахлынула на баррикаду и перехлестнула через нее. Силы были слишком неравны.

Элай отвернулся. Глаза Макуты восторженно блестели. Ферзан сделал несколько вздохов полной грудью и пришпорил коня.

— Твой человек прав. Не только Миср, весь город будет разорен, — произнес Элай, — они ведь не остановятся на египтянах, пойдут бить других. Доберутся и до персов.

— Это уже не важно, — отозвался щитомордник, — имеет значение только предстоящая битва. Ты надеялся удержать меня здесь, подняв восстание и натравив одних горожан на других? Ведь именно поэтому ты приказал убить жрецов. Хорошая попытка. Мне докладывали, что сегодня утром разгромили несколько греческих лавок. Допускаю, что этим дело не ограничится. В вину эллинов верят далеко не все. Многие считают, что за убийством стоят вавилоняне и вспоминают историю с осквернением их храма, тобой же и подстроенную. Активизировались воровские шайки. Убили их лидера, некоего Хамида, а он держал их в узде. Теперь и этот джин на свободе. Не поверишь, но сегодня утром они даже попытались напасть на тюрьму.

В этот момент, как бы в подтверждение сказанных слов, где-то в районе, прилегающем ко дворцу, ударили в набат. Вслед за этим к небу потянулся черный дым, за ним второй, третий…

— Вовремя ты уводишь войска, — сказал Элай.

Его обветренные, разбитые губы со следами запекшейся крови растянулись в злорадной улыбке.

Ферзан согнулся в седле так, что его голова оказалась вровень с гривой коня и тихо, чтобы не услышал возница, произнес: