Торопятся оцепить пруд, — догадался журналист, — значит, там вокруг пока никого нет. Путь свободен. Надо спешить. Хорошо, что у них не работает электроподстанция. На старых, саддамовских времен почтовых карточках дворец, окружавший его пруд и набережные всегда были залиты ярким светом. Так было здесь раньше. Сейчас же все тонуло в темноте.

Дэвид медленно, стараясь производить как можно меньше волн, поплыл к берегу. Зажглись прожекторы. Желтые эллипсоидные пятна стали шарить по водной глади. Как только они приближались, он погружался и плыл какое-то расстояние под водой, затем выныривал, набирал воздух, и все повторялось снова.

Интересно, — подумал репортер, — как часто австралийским кроликам и диким собакам удается проникнуть на огороженную территорию? А выбраться обратно? И что из этого сложнее?

В месте, где Дэвид вышел из воды, колючую проволоку еще не натянули. Впереди темнели верхушки пальмовой рощи. Пригнувшись, он пересек идущую вдоль пруда дорогу и нырнул в растущие за ней кусты. Дальше можно было идти в полный рост, но выпрямиться журналист не успел. Кто-то нанес ему сильнейший удар чем-то тяжелым по затылку.

Глава XXXV. Враг моего врага

Первое, что увидел Дэвид, когда открыл глаза, были выщербленные серые стены, на которых плясали нестройные отблески костра. Болел затылок. Вкусно пахло жареной рыбой. Репортер повернул голову налево — туда, откуда исходило тепло. Над разбросанными по железному поддону горящими поленьями запекались три крупных карпа. Разрезанные вдоль позвоночника, пронзенные ивовыми прутьями и вывернутые в одну плоскость рыбины по форме напоминали камбалу. Они пузырились над потрескивавшими углями. Рядом сидели два боевика: те самые, что возили Дэвида по реке. Вскоре появился и сам Хасан.

— Где Элиз? — спросил репортер, обращаясь к нему.

— Не имею ни малейшего представления. А кто это?

— Не стройте из себя идиота. Это моя девушка.

— Ах, да. Я должен был догадаться — та самая, которая крутилась рядом с вами в последние дни. Мне докладывали. Эффектная женщина.

— Я знаю, кто вы, — с вызовом произнес Дэвид, — сбритая борода вас не спасет.

Он попытался сесть. В глазах сразу потемнело, затылок пронзила тупая боль.

— Знаете? Вот и замечательно. Так даже проще для сотрудничества.

— Сотрудничества? Вы соврали мне при первой встрече, скрыв свое настоящее имя.

— Ничего подобного. Я действительно военный разведчик, а Барзани — это мой боевой позывной. И я не врал вам, а лишь предложил называть меня этим именем. Так что не проще ли считать это умолчанием некоторых, пусть даже значительных, деталей.

— Не проще. Вас разыскивают как преступника.

— Вас тоже, — флегматично пожал плечами араб, — или как прикажете понимать ваши вечерние водные процедуры?

— Это разные вещи. Вы — военный преступник.

— Разве где-то уже прошел суд, и вынесено решение? Я никогда не убивал безоружных людей.

— Американцы считают иначе. Вы — брат диктатора и также, как и он, несете ответственность за геноцид.

— Сводный брат. Не родной. Мы не родственники по крови и никогда не были близки. Я служил моей стране, а не ее лидеру.

— Правильнее сказать — кровавому палачу.

— Для журналиста вы слишком пристрастны. Давайте отложим эту дискуссию. Нам есть, что еще обсудить.

— Мы ничего не будем обсуждать, пока вы не ответите, где Элиз. Она моя девушка, и ее похитили.

— Я уже говорил, что не знаю, где она. Я к этому непричастен.

— Где мы? — Дэвид осмотрелся: небо над головой, сплошной глинобитный забор, две двери, обычное жилье небогатого иракца.

— Мы в городе, в доме одного из верных мне людей.

— Почему вы не бежали?

— Я думал, в прошлый раз вы поняли — мне небезразлична судьба музейных ценностей. В том числе и похищенной таблички. Ваша статья принесла результат. Оккупационные власти выступили с обращением к жителям Багдада. Им предложили вернуть украденное в обмен на освобождение от ответственности. Мне сообщают о десятках случаев, когда вчерашние мародеры приносят назад древние реликвии. И это все только благодаря вам.

— Я прямо-таки физически ощущаю эту вашу благодарность, — Дэвид потер затылок, — как вы меня нашли?

— Мы и не искали. Вы же сами воспользовались рацией, совсем ненамного, правда, опередив меня. Как раз собирался с вами связаться. Но если вы думаете, что в моем-то положении я сам буду общаться по рации и держать ее рядом с собой, то вы ошиблись. Мои люди прибыли к гостинице, но вас перехватили. Затем они поехали за вами до дворца на воде и стали дожидаться, когда вы его покинете. Естественно, никто не ожидал, что вы сделаете это таким эффектным способом.

— И зачем было по затылку бить?

— Вы могли закричать, начать сопротивляться. Выдали бы себя, а за вами — погоня. Уверяю вас, от подобной травмы через пару дней не останется и следа.

— Вижу, вы специалист по травмированию людей. В пытках тоже разбираетесь?

— Какого ответа вы от меня ждете? Да, мне приходилось применять и психологическое, и физическое воздействие на врагов во время войны.

— А также в тайных тюрьмах против политических противников, против ни в чем не повинных ваших же сограждан.

— Такого никогда не было. Вы мешаете в одну кучу военную разведку, которую я возглавлял, с тайной полицией и другими спецслужбами. Мы никогда не опускались до политического сыска.

Дэвид посмотрел в глаза Хасана. Прочесть в них что-либо было невозможно.

— Только не надейтесь, что я поверю вам на слово.

— Я и не прошу об этом. Я лишь предлагаю вам продолжить наше взаимодействие в поисках преступника, устроившего налет на музей, и в возвращении похищенных вещей. Для этого даже взаимные симпатии не нужны. Табличка ведь до сих пор у него.

Хасан поскреб щетину на подбородке. Один из боевиков снял с огня зажаренную рыбу, положил ее на широкое блюдо, посыпал мелко нарубленным зеленым луком, чесноком, какими-то травами и протянул репортеру.

— Угощайтесь, — произнес военный разведчик, — обидно будет побывать в Ираке и не попробовать наше национальное блюдо.

От карпа исходил восхитительный аромат. Дэвид почувствовал, что очень голоден. Он вспомнил, что со вчерашнего дня еще ничего не ел.

— Вы всех своих узников так кормите? — спросил он.

— Да, хватит уже, в самом деле! — Хасан взял протянутую ему вторым боевиком тарелку с рыбой и приступил к трапезе. Первый громила по-прежнему держал блюдо перед Дэвидом. — Не было у меня никаких таких узников. Все это сказки западной прессы.

— Знали бы вы, сколько раз я слышал подобные слова в интервью людей, позже казненных за военные преступления.

— Оставьте обвинительные речи прокурорам. Когда меня поймают, я найду, что сказать суду.

— Допустим, я вам поверю, что тогда?

— Тогда я скажу, что знаю, как нам разыскать Рудольфа Кельца.

— Вы тоже узнали его имя?

— Это вы его узнали, а мы лишь подсмотрели.

Увидев изумленный взгляд журналиста, родственник диктатора пояснил:

— Официант в кафе. Вы завтракали там с вашим помощником и этой Элиз.

— Мы замолкали, когда к нам подходили.

— Да, но только ваш помощник изрисовал ручкой всю салфетку, начертив среди прочих завитушек и стрелочек в том числе и это имя. Официант получил пару сотен динаров и передал клочок бумаги моим людям.

Дэвид припомнил, что Фарух действительно выводил какие-то каракули во время их беседы.

— Вы будете есть? — спросил Хасан, — Абдулла может, конечно, простоять в этой позе хоть до утра, но музгун [81] остынет.

Репортер взял из рук боевика блюдо и отломил кусочек. Ему показалось, что никогда прежде он не ел рыбы вкуснее этой.