— Войско ушло из города. Ферзан наверняка забрал его и остальных греков с собой.

— Его надо спасти!

— Я сделаю это.

— А как же твой долг перед родиной и соотечественниками.

— У меня есть ты. Я люблю тебя. И выбор между тобой и всем остальным миром передо мной никогда не стоял и стоять не будет.

— Ты должен знать, что мой отец никогда не допустит, чтобы мы были вместе. Мне он сказал, что скорее Тигр сольется в единый поток с Евфратом и вместе они потекут в море, чем мы с тобой станем единым целым. Отец ненавидит персов.

— Знаю, — ответил Кайс, — возможно, с этим уже ничего не поделаешь, но я все равно приложу все усилия к тому, чтобы вызволить его из плена.

— Что же нам делать?

— Отправимся вслед за войском и догоним его.

— На чем? У нас же ничего нет.

— Не переживай, главное, что мы вместе. Я что-нибудь придумаю.

Глава LII. Верблюжий дом

Восходящие к сапфировому небу теплые потоки воздуха ласково играли с пестрым оперением. Сокол парил в вышине, стараясь для лучшего обзора окрестностей и одновременно для лучшей маскировки постоянно держать не по-сентябрьски жгучее солнце за хвостом. Даром, что конец месяца, а светило печет, как летом. Тень от птицы неслась по земле, быстро приближаясь к перекрестку пяти дорог. Сразу за ним начинались плавно спускавшиеся к речке пшеничные посевы.

Над самыми колосьями на взлет грузно шли две утки. Откормившиеся за лето, они с трудом размахивали серыми крыльями на толстых и неуклюжих телах. Кееек-кееек — так звали стремительного хозяина этих мест — чуть вильнул мускулистым торсом и пошел параллельным с добычей курсом. Неповоротливые кряквы поднимались, все дальше удаляясь от спасительных для них камышей.

«Левая», — принял решение сокол и крепче прижал лапы к распушенному веером хвосту. Теперь нужно так рассчитать траекторию броска, чтобы пронестись в нескольких сантиметрах перед ничего не подозревающей жертвой, тогда у нее не останется ни малейшего шанса на спасение. Надо лишь вовремя выпустить пару когтей, и голова глупой гаги будет срезана начисто. Обойдется без ненужных трепыханий, попыток вырваться, сбежать.

Вдруг вдалеке за ручьем, там где стояла группа покосившихся глинобитных хижин, издревле именовавшихся «Верблюжьим домом», а почему, никто уже и не помнил, зародилось облачко пыли. Сначала почти незаметное, оно начало расти, но не столько в высоту, сколько вширь. Вскоре клубы заволокли половину горизонта. Толстухи внизу, видать, все же почуяли неладное, заложили вираж и дунули к камышовой заводи, чтобы с разгону плюхнуться в нее и там затаиться.

Решение надо было принимать немедленно. Голода Кееек-кееек не ощущал — позавтракал уже сегодня мясом молодого суслика. Подросшие птенцы тоже накормлены: мать еще утром убила и принесла им в гнездо взрослую гадюку, а следовательно, острой нужды лишать жизни еще и уток не было.

«Так и быть, живите пока», — отрывисто махнул им крылом сокол и решительно повернул на восток.

Вздымавшаяся над степью пыль была поднята в воздух десятками тысяч людей и животных. Люди были вооружены. Войско медленно приближалось, полукругом охватывая долину. Сокол поймал очередной восходящий поток и взмыл еще выше, но и оттуда не увидел конца этой разномастной толпе.

«Так вот, что значит, простираться до самого горизонта», — вспомнила умная птица слова, которые как-то слышала в разговоре двух путников на привале, и заскользила навстречу неожиданным гостям.

В самом центре марширующей массы, окруженные преимущественно пехотой, вышагивали диковинные животные с изогнутыми рогами, направленными не назад и вверх, как положено, а вперед и вниз. Пролететь мимо такого любопытный от рождения отец птичьего семейства никак не мог.

«Пятнадцать», — посчитал он и стал примериваться, куда бы спикировать, чтобы рассмотреть невиданных зверей поближе. Удобное место нашлось тут же: догоняя гигантов к ним приближалась покрытая позолотой повозка. Кееек-кееек камнем кинулся к ней и лишь за секунду до неминуемого столкновения расправил крылья, сделал пару величественных взмахов и уселся прямо на край крепкой крыши.

В общей суете никто на него даже не взглянул. Рядом с шагавшим во главе колонны исполином шел приземистый смуглый человечек, державшийся, несмотря на свой невеликий рост, весьма гордо.

— Ты как будто избегаешь меня, Ферзан, — обратился чужеземец к сидящему в повозке, когда они поравнялись.

Тот, кого индус назвал Ферзаном, высунулся наружу, и сокол смог бегло осмотреть и его. Приятным зрелище это не было: деформированная голова седока чем-то смахивала на череп той самой гадюки, которой сегодня утром лакомились птенцы Кееек-кееека.

— Напротив, Парс, я приехал, так как хочу поговорить с тобой.

— Ты уже говоришь, но услышать я хочу не это, а то, когда мне заплатят.

— С этим возникли небольшие трудности. Деньги прибыли из Персеполя в Вавилон, но доставят их сюда не скоро, а между тем сражение будет или сегодня вечером, или завтра на рассвете. Наша разведка нашла передовые разъезды Александра. Его лагерь должен быть где-то за теми холмами. Ты и твои слоны не подведете ведь меня? Я выполнил обещание. Твой человек свободен.

Запряженная четверкой коней повозка вильнула в сторону. Животные пугливо поглядывали на хвостатого гиганта.

— Верно, — отозвался старший махаут, — только ему успели выжечь клейма на запястье и за ухом. Что прикажешь теперь делать с этим?

— Тут я был бессилен. Таковы правила. Он же был продан как раб, а потом уже подарен тебе. Ты волен освободить его.

— Я волен настаивать на оплате. Когда мы уже увидим обещанные деньги?

— Буду с тобой откровенен, махаут. Дарий не совсем доверяет нам. Но после победы все переменится. Конечно, если твои слоны не побегут также, как тогда, во время показательной стычки.

— Они не побегут. Поставьте нас против греческой фаланги и мы сомнем ее. Все вокруг только и ботают о том, что первыми в бой ринутся тысячи колесниц. Пусть так. Но пусть, когда их уничтожат, пойдем мы. А кавалерию персов и их союзников надо разместить подальше от нас. Лучше всего на флангах. Иначе мои слоны распугают лошадей.

— Я поговорю сегодня с царем и сообщу тебе результат. Макута, правь туда.

Сокол взглянул в ту сторону, куда, обращаясь к возничему, указал змееголовый, и увидел огромный шатер, который как раз устанавливали солдаты. Чуть в стороне от него в землю зачем-то вкапывали бревна. Смышленой птице это показалось странным. Она пружинисто оттолкнулась от крыши повозки и полетела прямо к шатру. Уселась на квадратную деревянную площадку на самой его вершине, притаилась и стала наблюдать.

Весь лагерь, который уже начали возводить по правое и левое крыло двуногие, был отсюда прекрасно виден. Впереди, неподалеку от бревен стояла пара клеток на грубых деревянных телегах. В одной сидели два изможденных пленника, в другой — три. Один из них сразу же привлек внимание необычным цветом своей шевелюры. Огненно рыжая, она, даже пребывая в сильно запущенном виде — спутанная и пыльная, производила впечатление. Обладатель странных волос дрых самым натуральным образом, очевидно, наплевав на царящий вокруг ажиотаж. Его сосед делал вид, что скучает, но при этом то и дело поглядывал по сторонам, видимо, тщательно изучая место, в которое их привезли.

Этот второй время от времени ощупывал рукой собственную поясницу. Он явно там что-то прятал. Охранники, что клевали носами возле клетки, ничего, конечно, не замечали, но Кееек-кееек смог без труда разглядеть кончик веревки, сплетенной из оторванных от одежды лент. Один ее конец, судя по очертаниям, заканчивался удавкой. Сокол хорошо знал, что это. При помощи таких петель мальчишки из соседней деревеньки, той самой, что называлась Верблюжьим домом, ловили глупых голубей и других несмышленых птичек. Стоило лишь неосторожно приблизиться к ловушке да наступить в кольцо, как оно тут же затягивалось на лапках.