— Не, — замотал головой Хасан, — теорию я пропустил. И не ори мне в лицо. Надень гарнитуру. Они же не будут стрелять, как думаешь? Если машина выйдет из-под контроля, я же их первыми покалечу.

Винты вращались в трех-четырех метрах от преследователей. Один из них жестом приказывал спускаться.

— Обязательно будут. Вперед, — прокричал Дэвид и потянулся за массивными наушниками. Звуков выстрелов он не услышал. По левой руке садануло так, как будто по ней со всего размаха ударили кувалдой. Стеклянный колпак перед ним пошел трещинами.

Вертолет резко рванул вперед и вверх. Порывом ветра с головы одного из пехотинцев сорвало каску. С расстегнутыми лямками она покатилась к краю, подпрыгнула возле него и полетела вниз, прямо туда, где дымился остов догорающего лимузина.

Первый болевой шок сменился ощущением чего-то раскаленно-жгучего, растекавшегося по всей левой половине тела. Дэвид посмотрел на руку. По предплечью струилась кровь.

— Рукав, рукав рви, — закричал Хасан, — сейчас же. И гарнитуру на уши. Я с тобой голос сорву!

Репортер попытался одной рукой нахлобучить широкие чашечки наушников на голову. Со второй попытки ему это удалось. Вертолет, набирая скорость, пикировал к земле. Боль становилась тупой.

— Точно делай то, что я сейчас скажу, — раздался в наушниках уверенный голос бывшего шефа разведки.

Он потянул рукоятку штурвала на себя, и машина резко прекратила снижение, едва при этом не задев натянутые через улицу провода.

— Расстегни карман у меня на рукаве, возьми шприц и коли выше раны.

Дэвид порвал упаковку, вцепился пальцами в узенький цилиндр с иглой и вонзил ее в плечо.

— Отлично, теперь снимай рубашку. Вот так. Молодец. Сверни ее жгутом.

Обезболивающее начало действовать почти мгновенно. Стало значительно легче.

— Царапина, — Хасан бросил взгляд на рану, — держи штурвал. Просто держи, ничего не делай.

От быстро достал из соседнего кармашка пакет с желтым, пористым, похожим на губку тампоном и буквально вдавил его в рану. Репортер лишь поморщился. Боли больше не было. Менее чем через минуту он был перебинтован.

Здоровой рукой Дэвид старался ровно держать штурвал, но легкий вертолет все равно болтало. Лобовое стекло прямо напротив его грудной клетки было пробито. Мимо, как в тумане, мелькали жилые постройки, машины, перекрестки, люди. Из-за близости земли казалось, что они летят с огромной скоростью. Хасан взял управление на себя. Машина сразу пошла плавнее, затем заложила резкий вираж вправо, туда, где виднелись громадные скульптуры — два поднимающихся из земли скрещенных меча.

— Супер-птичка. Как жаль расставаться с ней, — восторженно прокричал пилот.

— Надеюсь, собственнические чувства не доминируют у тебя над всеми остальными, — выдавил из себя репортер, — и ты не поступишь с вертолетом также, как с лимузином, по крайней мере, пока мы внутри.

Хасан двинул штурвал чуть резче, чем обычно, и машина нырнула к самой земле, туда, где на широком шоссе, как на параде, стояла военная техника.

— Это «Руки победы», — мотнул головой Хасан, — их построили по приказу Саддама. Запястья отливали с его пухлых ручонок.

Они пронеслись прямо под мечами. Из люков выглядывали танкисты. Пешие задирали головы.

— Переверните страницу в ваших путеводителях! Экскурсия продолжается! — вертолет вновь взмыл вверх.

Оставив внизу желтушную ленту Тигра, они пролетели между «Палестиной» и «Шератон-Иштар».

— Тут к тебе еще любители достопримечательностей, — Дэвид показал направо, туда, откуда к ним быстро приближалась пара «Апачей». Один занял позицию над ними и, хотя при этом исчез из виду, его присутствие явно ощущалось по тому, как легкую машину тут же начало швырять из стороны в сторону. Пилот второго оттопырил большой палец и жестом приказал сменить курс и следовать за ним.

— Наша экскурсия прерывается по независящим от администрации причинам. Не ожидал, что они появятся так быстро, — на этот раз серьезным тоном произнес Хасан и присовокупил пару коротких ругательств по-арабски.

— Не смей выполнять их приказы, — закричал Дэвид. — Садись!

Репортер пару раз размашисто кивнул головой, так чтобы пилот ударного вертолета понял: они согласны.

— Это не выход — у них пушки и ракеты. Будут стрелять.

Как бы в подтверждение его слов чуть впереди прямо перед колпаком их машины разорвались несколько снарядов.

— Есть место, куда они не сунутся и стрелять побоятся, — возразил Дэвид.

Бывший шеф разведки проследил за взглядом репортера. Тот смотрел на огромную махину Золотой мечети.

— Будь уж последовательным экскурсоводом. Побывать в Багдаде и не посетить главную его достопримечательность!

Грандиозное золотое здание слепило глаза. Благородным металлом было покрыто все — оба величественных купола, минареты, арка центрального входа. Весь комплекс сверкал как огромная драгоценная шкатулка, заброшенная чьей-то могущественной рукой в центр песочного города.

— Да ты с ума сошел, немусульманам туда нельзя, — заорал Хасан.

— Не время для богословских дискуссий. Потом я тебе докажу, что можно. Верти свой штурвал, или как там называется эта штуковина, туда. Сядем во дворе. Они не решатся стрелять.

Расчет оказался верным. Рядом с вертолетом разорвалось еще несколько снарядов, но как только они приблизились к мечети, выстрелы прекратились. Приземлились без происшествий. Против всяких правил Хасан не стал дожидаться, когда остановится двигатель. Он выпрыгнул наружу и помог выбраться раненому. Апачи продолжали кружить над ними. Рокот винтов стал глуше, когда парочка беглецов через центральный вход буквально ввалилась внутрь мечети.

При виде покрытых сверкающими полудрагоценными камнями сводов у репортера тут же перехватило дух. То ли от действия обезболивающего, то ли от монументальности окружающей обстановки закружилась голова. Захотелось рухнуть прямо на мраморный пол и любоваться навалившейся на него со всех сторон красотой.

Появился мужчина в черном. Хасан заговорил с ним по-арабски. Судя по выражению лица имама, он был крайне недоволен подобным вторжением. Набежали еще какие-то люди.

— Спорят о том, что с нами делать, — пояснил разведчик, — меня узнали. Большинство за то, чтобы вышвырнуть нас отсюда. Быстро же они забыли все то доброе, что для них делалось. Имам, похоже, колеблется.

Голос Хасана мешался с каким-то звоном, в происхождении которого журналист никак не мог разобраться: как будто ветер раскачивал нити огромной хрустальной люстры. Они ударялись друг о друга, смешивались в причудливую трель, в такт которой раскачивались колонны, арки, купола.

Имам произнес несколько коротких фраз.

— Э, как тебя развезло, — Хасан бесцеремонно похлопал по щекам репортера, — идем.

Их окружило человек пять, и в их сопровождении они быстро зашагали, переходя из одного зала в другой. Журналиста поддерживали со всех сторон, кто-то набросил на его плечи халат.

— Здесь полтора десятка выходов, — пояснил Хасан, — нас доведут до одного из них.

Через несколько минут они оказались на улице и тут же смешались с толпой.

— Что сказал имам? — спросил Дэвид, когда они отошли на почтительное расстояние и остановились под навесом какой-то овощной лавки. — Почему не выдал?

— Сказал, оставь зло и оно покинет тебя. Восточная мудрость, не бери в голову.

— Те документы, которые мы раздобыли, что в них?

Хасан вынул из-за пазухи листы, отпечатанные на принтере.

— Отчеты о слежке, психологическая характеристика, донесения агентов, которые работали рядом. Я лишь мельком просмотрел.

— Есть что-то интересное?

— Как сказал бы имам, терпение — ключ к радости. Думаю, есть. По крайней мере, в одно место, где частенько бывал Рудольф Кельц, мы можем направиться прямо сейчас.

— И куда же?

— В хамам.

Глава XXXVII. Последний оазис