— Платан — хорошенький ориентир, — сказала Элиз, — за две с лишним тысячи лет от него и пня-то не осталось уже.

— Вполне возможно, что так и есть, — парировал Дэвид, — только платаны растут и дольше. Дальше тут написано «двенадцать стадиев в сторону „Киносуры“» — собачьего хвоста, так в древние греки называли Полярную звезду, то есть двенадцать стадиев на север. «И вниз» — то есть под землю. «С этим обретешь власть над миром» — Эгиби сообщает сыну, что с тем, что там спрятано, он обретет власть. Тест предельно ясен. Мы отправляемся в Вавилон!

— Прислушайся, — девушка поднесла указательный палец к губам, — бой прекратился.

И правда, наверху все стихло.

— Тогда самое время выбираться отсюда, — произнес Дэвид. Они с Элиз стали подниматься наверх. Последним склеп покинул Фарух, почтительно задув перед этим лампу.

Луна ушла за горизонт. В полной темное все трое стали пробираться на юг в сторону противоположную от той, где еще несколько минут назад стреляли.

— Надо добраться до города. Там можно будет раздобыть какой-нибудь транспорт, — предложил репортер, как только они миновали кладбище.

Дэвид шел впереди, держа в руках автомат. В кромешной темноте внезапно он кожей почувствовал дуновение ветра. Наперерез им метнулись три тени.

Глава XLI. Двор признаний

Вавилон, 5 сентября 331 года до н. э., 23 часа 15 минут

— Да развяжите его!

Властный голос царского посланника пророкотал под сводами, и тут же, где-то вдалеке, за горизонтом раздался раскат грома.

— Вам же было приказано схватить девчонку. Кто позволил так обращаться с наследником великого рода Берхемов!

Мешок с головы Кайса тут же был сорван, а веревка, стягивающая запястья, разрезана. Ферзан стоял прямо над ним и протягивал руку.

Юноша помощи не принял. Он вскочил и огляделся: высокая, идущая полукругом стена с одной стороны, с другой — такая же, только над ней не пустое пространство неба, а махина дворца.

— Где она!? — выкрикнул молодой человек, обращаясь к своему командиру.

— В камере, там где и полагается быть государственной преступнице, — невозмутимо ответил Ферзан, глядя на свою ладонь.

Кайс с ужасом осознал, что это за место. В народе его называли Двором признаний. Здесь пытали арестованных. Он был устроен таким образом, чтобы крики, усиленные каменным мешком, уносились в сторону дворцовой площади. Народ должен бояться своих властителей. В безветренную погоду даже тихие стоны истязаемых были хорошо различимы по ту сторону канала.

В центре стояли несколько скамей разной формы с пристегнутыми к ним ремнями. Рядом в землю были вкопаны столбы. На перекладине между двумя из них на вывернутых назад руках висел человек. Его лицо представляло из себя сплошную кровавую маску. В каменной жаровне на раскаленных углях лежали щипцы и другие инструменты, о предназначении которых страшно было даже думать.

— Преступница?! Агния ни в чем не виновна! — прокричал Кайс.

Юный перс вплотную приблизился к Ферзану и заглянул ему прямо в глаза. Молодому человеку на мгновение почудилось, что он еще спит, а все происходящее — лишь страшный сон. Сейчас он очнется и вновь окажется на берегу поделенного пополам лунной дорожкой пруда, в небе будут танцевать звезды, на земле — черепахи, а Агния по-прежнему будет лежать в его объятиях.

— Эта девушка — шпионка. Она дочь некоего Элая из Тарса, руководителя сети греческих лазутчиков. Именно за ним мы безуспешно охотимся все последние недели. Его группа напала на сторожевой пост у маяка и разрушила плотину, уничтожив корабли, перевозившие слонов. Они же организовали покушение на меня в храме Иштар, а затем пытались спровоцировать беспорядки в городе. Ты, конечно, не знал об этом?

Кайс не ответил. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Затем юноша замотал головой.

— Она не могла в этом участвовать. Она не виновна, — уже не так громко произнес молодой человек.

— О чем мы говорим? Девчонка была в храме Иштар. Кастрат опознал ее. Он же дал описание ее отца и других. Дочка и папенька в одном месте. Она стелется под посетителей, он нападает на них. Таких совпадений не бывает. Мерзавка была там в качестве наводчицы. И сбежала потом.

— Она могла испугаться, — совсем уже тихо, понимая, что все его доводы бесполезны, сказал юноша.

— Оформляя контракт, использовала поддельную печать. Нет, воин, эта плутовка прекрасно знала, на что идет. И нам невероятно повезло, что во время парада ее опознали.

Кайс понял, что сам погубил девушку. Зачем он потащил ее на этот глупый праздник! Как распоследний кичливый дурак хотел показать ей силу и мощь персидского войска, силу и мощь, того подразделения, в котором служит, хотел произвести впечатление.

— Что с ней будет теперь? — задал он вопрос, ответ на который уже и так знал.

— Сама девчонка мне не нужна. Быстро расскажет о том, где искать папашу и его приспешников, быстро умрет. Не расскажет, тоже умрет, только медленно.

— И меня будут пытать? — губы юноши скривились в презрительной усмешке.

— О, бог мой! Зачем? Ты ведь ничего не совершил. Напротив, тебе полагается благодарность за помощь в поимке опасной преступницы.

— Я люблю ее, — с вызовом произнес юноша.

Ферзан воздел глаза к небу, а затем по-отечески обхватил Кайса за плечи. Они прошлись вдоль скамеек.

— А знаешь, — после некоторого раздумья произнес царский посланник, — я могу тебя понять. Все мы были молоды. Как-то, когда я был в том же возрасте, что и ты сейчас, одна фракийка тоже вскружила мне голову. Пленила разум так, что и думать ни о ком другом не мог. Но, поверь мне, это быстро прошло.

Слова Ферзана были прерваны воплем. Палач наступил на ремни привязанные к лодыжкам висевшего на дыбе человека, его руки вывернулись еще сильнее, а суставы захрустели.

— Злые духи тебя разорви, — в гневе заорал Ферзан, — когда же ты научишься хоть немного думать! Мы разговариваем, а ты нам мешаешь. Сделай что-нибудь, чтобы он так не вопил.

— Будет исполнено, мой господин. Сейчас же вырву ему язык, — хриплым голосом отозвался заплечных дел мастер.

Весь заросший, с грязными, спутанными волосами, с космами на руках и груди он больше походил на дикого зверя, чем на представителя рода человеческого.

— Как же этот негодяй сможет тогда давать показания? — возразил Ферзан.

— Он уже все рассказал, мой повелитель.

Командир бессмертных жестом дал понять, что палач может действовать.

— Влюбленность, вожделение, сладострастие, — вновь обратился царский посланник к юноше, взяв его на этот раз обеими руками за предплечья и пытаясь заглянуть ему в лицо, — все это и мне знакомо. И знаешь, что меня тогда спасло? Изучение наших врагов. Эллинские философы разделяют это странное чувство — любовь — на множество подвидов. Не буду сейчас перечислять тебе все из них. То, что ты ощущаешь, греки назвали бы словом «людус» — любовь-игра, мимолетное, очень поверхностное увлечение, которое лишь поначалу кажется чувством на века. Но пройдет довольно короткий срок, и ты поймешь, что ошибался.

Кайс никак не отреагировал на этот монолог. Он стоял, потупив взор и, казалось, не слышал обращенные к нему слова.

— Мне больше по душе «прагма», — продолжил Ферзан, — тоже вид любви у греков, в котором возможна и нежность, и теплота, но не такие, что заставляют сходить с ума. Кто-то скажет — поверхностные. А я отвечу — легкие, воздушные. Любовь, поддающаяся рассудочному расчету.

— Так не бывает, — с жаром возразил юноша, — рассудочной любви не бывает.

— Да какая, собственно, разница, если все равно все заканчивается постелью!