— Ты думаешь, я этого не ожидал? Напротив! Мне это даже выгодно. Давно подумываю над тем, чтобы встать во главе какой-нибудь провинции. Вавилония — жемчужина империи. Местный сатрап будет теперь окончательно дискредитирован. А я с моими слонами очень скоро стану спасителем отечества, спасителем Дария, этого безвольного и бездарного человека, который полностью доверяет мне, а после разгрома Александра станет доверять еще больше. Немного дипломатии и пост сатрапа Вавилонии сам приплывет мне в руки. А разрушенный город я перестрою на свой лад. Если тебе интересно, то на месте твоего дома мои инженеры обустроят огромный пруд.

— Желаю тебе утонуть в нем, — произнес грек.

— Мне нравится твоя смелость и дерзость. Ты был достойным противником и при других обстоятельствах мы, наверняка, смогли бы подружиться.

— Подружись со своим конем, толстозадая обезьяна, — нахально выдавил из себя Леон, который прекрасно слышал последний монолог царедворца.

— Леон, кажется так тебя зовут? Знаешь, почему еще твои сухожилия не разорваны на дыбе, суставы не вывернуты наружу, а сам ты до сих пор не выкрикиваешь свои глупые шуточки сидя на колу?

Ферзан вновь говорил громко, так, что его могли слышать все вокруг.

— Ты ведь далеко не так образован, как твой начальник. Вот аптекарь должен знать историю. Вы, греки, постоянно кичитесь своим призрачным превосходством над другими, своей культурностью. Называете других варварами. А при этом приносите своим богам человеческие жертвы. Да, да! Вы ничем не лучше этой мерзкой секты, над членами которой возмущенный народ устроил справедливую в общем-то расправу.

Ферзан вытянул руку, указывая на стены сожженного египетского храма, которые как раз показались в глубине пальмовой рощи. Ветер принес с собой запах гари, и Леон шумно втянул воздух носом.

— Вы можете скрывать и замалчивать факты, но это так, — продолжал между тем Ферзан, — взять хотя бы битву при Саламине [98] . Только не надо говорить, что это было сто пятьдесят назад. Уверен такое случалось и после. Просто не всегда события так тщательно документировались — вашими же историками, между прочим. Тогда вы, эллины, принесли в жертву своему вечно полупьяному божку Дионису трех наших благородных сыновей. Ни в чем неповинные юноши погибли во славу вашего варварского обычая. Отгадай, грек, что я намерен сделать с вами. Нет, конечно, это не будет принесение жертвы. Нашему богу, великому Ахурамазде, этого не нужно. Мы не дикари. Но вся ваша пятерка будет казнена прямо перед битвой. Я сделаю это так, чтобы ваша армия видела, как вы медленно умираете на столбах. Ваши трусливые воины будут знать, что ждет их, если они посмеют оказать сопротивление армии славного и могучего Дария!

Царский посланник направил перст прямо в зенит и уставился в небо так, будто ожидал увидеть там божественное сияние. Выдержав паузу, перс вновь взглянул на греков. Однако им, судя по всему, не было никакого дела ни до восторженных речей упивающегося своей победой щитомордника, ни до самой перспективы быть казненными на столбе. Леон отвернулся, а Элай смотрел не на Ферзана, а мимо него — в сторону храма.

Обугленные балки перекрытий опасно нависали сверху, напоминая обнаженные ребра гигантского животного. От груд, куда были свалены переломанные лавки и покореженная храмовая утварь, поднимался дым. Одна из створок ворот была сорвана с петель, а вторая едва держалась.

Среди руин одиноко бродила женщина. Ее высокая стройная фигура изящно изогнулась, когда она наклонилась к очередному обезображенному телу. Не узнав убитого, несчастная покачала головой и направилась к следующему бесформенному трупу.

Элай, не отрываясь, глядел на женщину. Это была Аэрия.

— Ты знаешь ее? — вопрос Ферзана заставил грека вздрогнуть.

— Видел пару раз. В том числе и на площади Живота, где ты устроил облаву. Я решил, что она работает на тебя. Как только эта египтянка запела, твои люди набросились на нас. Но теперь вижу, что ошибался.

— Это было совпадение.

— Говорили, что она ищет свою дочь, — Элай постарался, чтобы его голос звучал буднично.

— Тебе твою, грек, разыскивать уже не придется, — ухмыльнулся царский посланник.

— После того, как она снюхалась с одним из ваших, я и не стал бы. Ненавижу вас всех.

— Кайс, кстати, не явился сегодня утром в казарму. Похоже, любовные чувства все-таки взяли в нем верх над чувством долга. Если так, то его объявят дезертиром.

— Какое мне до этого дело?

— А такое, что в тебе, эллин, преданность к родине и предкам, похоже, возобладала даже над отцовскими чувствами. Мне нравится это. Обрати внимание — я уже второй раз делаю тебе комплимент. Мне жаль будет видеть, как ты умираешь на столбе.

— Оставь эти слюни для своих солдат, которым скоро предстоит стать кормом для ворон и шакалов.

Произнося эти слова, Элай еще раз, мельком, взглянул в сторону Аэрии. Макута, который все это время пристально наблюдал за греком, приблизился к хозяину и шепнул ему что-то на ухо. Ферзан кивнул.

— Схватить ее! — крикнул Макута и протянул руку в сторону египтянки.

Солдаты бросились исполнять приказ, и Элай тут же изменился в лице. Шквал информации обрушился на него. Аэрию арестуют. Это ужасно, но это далеко не все. Макута! Слуга Ферзана, самый преданный ему человек, его телохранитель, он произнес всего лишь два слова, но сделал это с легким понтийским акцентом!

— Вот видишь, и тебе чувства не чужды, — довольно произнес царский посланник, — похоже, мой телохранитель не ошибся. Эта женщина что-то значит для тебя.

— Твой телохранитель глуп, — опомнился Элай.

Губы Элая скривились в улыбке, полной одновременно и презрения, и безразличия.

— Возможно. Но на досуге мы все же потолкуем с ней. Вдруг откроются новые, ранее скрытые от нас грани твоей жизни. Ты ведь не будешь возражать?

Ферзан поскакал вперед, и вся свита устремилась вслед за командиром. Прежде чем храм исчез из вида, грек успел разглядеть, как двое солдат тащат к дороге упирающуюся, рвущуюся назад к дымящимся руинам Аэрию.

— Не повезло, — прокомментировал увиденное Леон, — ты-то чего на нее так пялился?

— По крайней мере она теперь не погибнет от рук погромщиков.

— Ага. Она погибнет от рук этого упыря и его сумасшедшего телохранителя.

— Оставаться теперь в Вавилоне равносильно смерти, — Элай смотрел в сторону города, в разных концах которого вспыхивали все новые пожары.

— Ее все равно казнят, — пожал плечами Рыжий Грек, — также как и нас. Ты же слышал, что он сказал.

— Мы оба слышали. Только каждый услышал то, что хотел. Ты про столб, а я про Мекона, Атрея и Фаона. Раз Ферзан планирует казнить их вместе с нами, значит они где-то поблизости. Их, наверняка, также везут в колонне. Нас разделили только по соображениям безопасности.

— И что с того? Мы здесь заперты, как звери в том дворцовом зоопарке. А эти персидские обезьяны не спускают с нас глаз.

— Мы выберемся отсюда, и очень скоро.

Глава LI. Погром

Агния умоляла Шани отказаться от идеи пробраться сейчас, во время погрома в Миср, умоляла пойти с ней на поиски отца, он сильный и умный и сможет их защитить. Девчушка твердила лишь одно: ей надо найти мать. Впопыхах обняв и поцеловав гречанку, она припустила напрямик через некошеное поле туда, где бесчинствовала толпа и, где, судя по доносящемуся звону металла о металл, все еще сохранялись очаги сопротивления.

— Когда все закончится, я разыщу тебя, обещаю! — крикнула Агния вслед сверкающим светлым пяткам египтянки.

— Мы обязательно увидимся. Будь осторожна! — прокричала в ответ Шани.